А вообще у меня с этим фико от переизбытком информации уже крыша едет. Благо осталось немного, четыре главы (страниц этак по 12-15 каждая) и эпилог. Эпилог, к счастью, уже написан.
Записи с темой: ТвОрчество, тВОРчество, тВорЧеСТво, твОрчество, творчЕство (8)
понедельник, 11 января 2010
Непросто в полевых условиях собрать портативный лазер. Но если друг в опасности...
Выложила на ТПП и Сказках 15-ую главу Ангедонии. На САС отправила, таперича жду, пока опубликуют.
А вообще у меня с этим фико от переизбытком информации уже крыша едет. Благо осталось немного, четыре главы (страниц этак по 12-15 каждая) и эпилог. Эпилог, к счастью, уже написан.
А вообще у меня с этим фико от переизбытком информации уже крыша едет. Благо осталось немного, четыре главы (страниц этак по 12-15 каждая) и эпилог. Эпилог, к счастью, уже написан.
вторник, 01 декабря 2009
Непросто в полевых условиях собрать портативный лазер. Но если друг в опасности...

Приключение (Джакомо Казанова)
когда-нибудь, в старинных мемуарах —
ты будешь их писать совсем седой...
Марина Цветаева
ты будешь их писать совсем седой...
Марина Цветаева
I. Генриетта - Анри
Я ухожу. Наверное, навек...
Оставшись в памяти единственной любимой.
Ты будешь стар. Наверно, глух и слеп.
И одинок. И волосы в сединах.
Твой профиль также тонок и красив
На синем фоне в белой рамке окон,
И глаз неугасающих угли
Еще горят безумием жестоким.
В последний миг ты вспомнишь ли меня?
Поймешь ли все? иль усомнишься снова?
Обрывки фраз, как четки теребя,
Припомнишь ли единственное слово?
II. Джакомо Казанова.
Закрыто в ночь морозное окно,
По комнате разбросан ворох писем.
В них нет ни строчки лишь от той одной,
Что для тебя была душой и жизнью.
Но лишь о ней ты вспомнишь в тишине,
В камин бросая старые признанья,
Написанные некогда тебе -
В них просьбы об "еще одном свиданьи"...
Твой профиль также тонок и красив
На синем фоне в белой рамке окон,
Лишь в рабстве времени отчаянно-седым
Стал бывший ранее блестяще-черный локон.
III. Дежа вю.
Генриетта-Анри. Дежа вю. Отражение неба.
Казанова устал. У него слишком много побед.
С неба сыплются звезды. Так крошатся корочки хлеба.
На исчерченной жизни луна разжигает рассвет.
Пополам. Не понять... Приключенье, кольцо и осколки.
Слишком юная девушка в кольца сплетает зарю.
Пожелтели листы, не модны ни камзол, ни заколки...
Слишком стар Казанова. Мальчишка-Анри. Дежа вю.

суббота, 28 ноября 2009
Непросто в полевых условиях собрать портативный лазер. Но если друг в опасности...
пятница, 23 октября 2009
Непросто в полевых условиях собрать портативный лазер. Но если друг в опасности...

...Она шла по темным улицам города. Со всех сторон на нее смотрели печальные фонари, а снег мягким пухом осыпал сонную землю. Мимо медлительно пролетали темные силуэты и шептались за ее спиной: «Смотрите… девочка со скрипичным футляром... смотрите...»
Этот шепот стоял в ушах невидимой заслонкой, а окружающая картина плыла перед глазами так же медлительно, как и шепчущиеся тени. Ничто никуда не торопилось, и снег продолжал каждой своей снежинкой, падая, описывать множество разных линий под мягким дыханием зимнего ветра. Снежинки, почти как мотыльки, влетали в конусы света высоких стражей дорог, навечно склонивших свои головы в неведомых думах. Дорога мерно текла, и все вокруг потихоньку останавливалось… Странно, свет огибал ее и порождал неприятную тень – высокую фигуру с острыми плечами, спрятавшую лицо в черный капюшон. Она тоже стояла, склонив голову к дороге, и наблюдала за шепчущимися силуэтами с высоты своего огромного роста. Потом она протянула руку и схватила один из них за горло, очертание, заскулив, обмякло, безвольно повисло и растворилось в холодном воздухе. Под скрывающим лицо капюшоном промелькнула тихая улыбка. Масса растворилась как стайка испуганных рыбок, а высокая тень твердым шагом довольно пошла дальше – сквозь спящий, вот уже два зимних месяца, пролесок. Фонари оглянулись, и голые деревья склонились, приветствуя её...
Их тени такие же – высокие и остроплечие, их руки такие же – длинные и тонкие, но они не похожи. Фонари смешали две противоположности так, что их стало сложно отличить. Она мелькала между деревьями, отражалась на их стволах и прикасалась к замерзшим ветвям, следуя каждому изгибу молчаливой тропинки. Силуэты притаились, и ни один из них не поплыл тем же путем: ощущение тяжелой улыбки удерживало их на расстоянии от этой странной фигуры, - немой ужас висел над ними.
А она тем временем уже протягивала свою маленькую руку к массивной деревянной подъездной двери, фигура за ее спиной сделала тоже самое. Тонкие пальцы схватили железную ручку, футляр накренился, и дверь со скрипом лениво отворилась, пуская своих гостей в темный подъезд. Почтовые ящики приоткрыли глаза и с испугом взглянули на вошедших, кто-то из них отчаянно скрипнул старыми ржавыми петлями, и опять наступила тишина. Шаги в темноте считали ступеньки. В конце второго пролета в темноте зеленым засветились два круглых светофорных огня. Кошка лениво моргнула и стала медленно убирать со ступеньки свой пушистый хвост. Это мягкое существо, казалось, улыбалось, так же как и черная фигура. Оно насмешливо сидело именно там, оно специально дожидалось её - оно не переставало охотиться.
Они хорошо видели друг друга в темноте. Огромная полосатая кошка смотрела в ее глаза, почти наполненные слезами. А она не отрывала взгляда от кошки, прося кого-то заставить ее сдвинуться с этого места. Все те же длинные тонкие пальцы легли на плечо девушки и подтолкнули вперед. Кошка подняла мордочку вверх и хитро прищурилась: «...мяу...» Рука выпустила на время футляр и прикоснулась к теплой шерсти: «...мяу»,- последний раз сказала кошка, и неожиданный грохот потревожил сонный подъезд. Хаос звуков рвущихся струн, крошащегося дерева, сдавленного дыхания и свинцового кашля обнял лестницу и лег на ступени.
А она всего лишь шла по темным улицам города...

четверг, 22 октября 2009
Непросто в полевых условиях собрать портативный лазер. Но если друг в опасности...

А я на вены нанизала бусы-ноты извечных вальсов, созданных безумцем:
Мне в них кружится до излома века, до перелома шпильки-каблука.
И ритм, и рифмы россыпью ирисок вываливаются из ячейки сумки-сетки.
Стекла касаюсь – а за ним лишь сумрак, и ни людей, ни осени, ни танцев…
Но я-то помню. Нет. Нет, забываю. И слава Богу все мои желанья теперь исполнены –
Я все про них забыла: про друга-сказочника, бывшего мне тенью,
Да про того, кто брал мою любовь, но не любил меня ни в мыслях, ни в желаньях,
Еще про друга, бывшего мне мужем, но так не вовремя сошедшего с ума.
Про всех, кто рядом с ними был когда-то и не хотел, чтобы я осталась с ними.
Осталось сжечь испорченных тетрадей еще не пожелтевшие страницы –
Им постареть я и истлеть не дам. Самой пора исчезнуть из всех кадров –
Уж лучше мне фиксировать моменты и проявлять историю безумцев,
Которые посмели полюбить, чем быть одной из них. Как это глупо!
Проверила всю жизнь я на излом, и оказалось – на разрыв больнее.
Тянуть из тела нотный стан из вен, вывешивать их на просушку на балконе,
Потом – назад, под кожу. Только прежде водопроводной хлорки в них залить,
Чтоб тело, не привыкшее бить сердце, не вздумало все ноты посрывать.
А главное – не выдумать ни строчки и не связать из образов плаща.
В местах образовавшихся пробелов поставить прочные надежные заплатки:
На место, где была моя любовь, пришить, к примеру, ветреность надежды,
Туда, где память сохранила лето – два кадра из альбомов чужих жизней.
Да, с трубки перейти на сигареты. С ума уйти на подвиги, не ближе,
Не ставить в письмах и стихах тире – отчаянья вернейшую подругу.
Я пленку амальгамы натянула на синеву зрачков, привыкших к свету –
Теперь мне взглядом в спину не ударить.
…И слезы бронзовой капелью стремятся прочь из глаз, закрытых пленкой.
Я в перегруженности образов летаю. Мой город пуст, как мысли у младенца.
И мне в него нет смысла приходить, чтобы увидеть пустоты инертность.
А впрочем, я не точку – запятую, поставлю на шрамированность сердца.

пятница, 16 октября 2009
Непросто в полевых условиях собрать портативный лазер. Но если друг в опасности...

Давайте прогуляемся по Константинополю 1453 года. Турки под стенами. Осада. Страх. Но все еще - мирная жизнь. Давайте пройдем его улицами, вдохнем его воздух...
Город Снов...
Я не помнил своих снов. Никогда… Никогда раньше. Утром я просыпался с настроением, навеянным ночными видениями, но никогда, как бы ни старался, не мог вспомнить, что же мне приснилось. Никогда, до сегодняшнего дня…
Утром я проснулся с ощущением легкой тревоги, которое, впрочем, рассеялось раньше, чем я вышел за ворота. Как всегда, я пошел на работу, контору и весь день, за исключением обеда, просидел над книгами. Ровные ряды цифр, доходы, расходы, баланс - я люблю четкость и аккуратность. Возможно, мне никогда не стать хорошим торговцем, каким был мой отец и каким теперь стал брат, но хороший клерк тоже необходим.
Итак, вечером я шел по городу, любуясь тем, как закатные лучи окрашивают складские стены. Потом я вышел на торговую площадь, еще более прекрасную, чем наш переулок. Мне стоило бы стать поэтом, но я предпочел дар сложения цифр, таланту стихосложения. Я не жалею о своем выборе, но порой, когда я смотрю на город, песня рвется из моей груди… и осыпается к ногам грудой слов, которые я не умею правильно сложить. Сегодня же песня, рванувшись из моей груди, разбилась об ужас, не успев вырваться на волю. Прямо передо мной наводилось то место, куда я писал письмо этой ночью и чей адрес я никак не мог вспомнить. Впервые в жизни я вспомнил то, что мне снилось…
Я писал письмо торговцу сладостями:
"Делая выбор в пользу одних лишь денег, вы делаете ошибку. Придет время, и все ваши деньги, все накопленное вами утратит свое значение. Будет важна лишь ваша жизнь, но никто не продаст ее вам, ибо вы никогда ни к кому не проявили сочувствия. Что стоят ваши сладости, когда людям не хватает воды и хлеба. Кому нужны конфеты, если дети покидают этот город. Где были вы, когда можно было исправить хоть что-то.
Вы ведете переговоры с турками, надеясь на то, что когда падет Константинополь, вы устоите. Не бывать этому, ибо пав, град великий погребет всех под своими развалинами. И даже если кто выживет и сумеет выбраться, то придется ему начинать все сначала…"
А потом я искал это место, чтобы отдать письмо в руки торговца, но я не узнавал своего года. Везде угрюмые люди, серые грязные стены, заколоченные дома. У богадельни очередь за бесплатным рисом. Моя семья устраивает обеды для детей. "Дети - наша надежда, наше будущее. О них надо заботиться в первую очередь. Что будет стоить отвоеванный город, если он останется без детей?" - говорит брат. Он прав.
Я выхожу на площадь и понимаю, что опоздал. С криками "Смерть предателю!" толпа разносит лавку сластей, а кто-то увлеченно терзает самого торговца…
Из кровавого кошмара меня вырывает несильный удар по ногам. Маленькая девочка споткнувшись толкнула меня. Ее руки в чем-то липком и красном. Сначала мне кажется, что это кровь… Подбегает женщина, начинает извиняться за маленькую непоседу, испачкавшую меня липкой конфетой. "Конфета, - повторяю я машинально. - Это всего лишь конфета". Я смеюсь от облегчения и бегу прочь.
Этот сон сниться мне теперь каждую ночь. И я помню его. И теперь я стараюсь не смотреть в лица горожан. Мне страшно узнать тех, кто рвал на части торговца, который, кстати, и впрямь предпочитает вести дела с турками.

Непросто в полевых условиях собрать портативный лазер. Но если друг в опасности...

Давайте погуляем по Городу Снов?
Переулки из обрывков воспоминаний, небо из осколков чужих лиц, дома - кусочки фраз...
Я часто вижу сны. Странные. Страшные. Там, во сне - страшные, и слегка грустно-смешные, пряные, и привкусом миндаля - здесь.
Я делаю шаг. Еще один. Еще.
Здесь темно. Где-то слышен звук воды: капля упала на каменный пол. И еще одна. И еще.
Здесь темно. Я оглядываюсь, но не вижу ничего: только темнота вокруг. Я иду на звук…
…- Это ничего, что я говорю рублеными фразами? Просто… Там, оно так и было. Что оно и как было? Ну… Там. Там, где я была. Во сне. А что было? Я же рассказываю…
Я иду на звук. Падение капель как часы, с равными промежутками времени. Мне не страшно, но я не могу понять, где я. Слишком темно. Под ногами - каменный пол. Прохладный, но не холодный. Я хорошо это чувствую пальцами ног. Я иду. Не очень долго, но там не было времени. Только - звук капель. Не знаю, сколько я там была. Мне показалось - вечность, так много капель упало… Я иду, но звук не приближается. Тогда я протягиваю руку - и на открытую ладонь падает капля. Пауза в ударе воды по камню. Я жду второй капли - но ее нет…
…- Я долго ждала. Говоришь, это глупо? Наверное. Просто я так долго шла… Так долго…
Я опускаю руку. Мне становится страшно - я сроднилась с этим звуком, он был - настоящим в этой темноте. Капля воды на моей ладони смешивается с потом, я понимаю, что я что-то сделала не так, нарушила порядок этого места, нельзя, нельзя было, чтобы прекращался звук! И я мечусь по темноте, хочу закричать… А темнота - она сгущается, опутывается меня, и я почти что слышу шепот: "Ты изменила то, что должно было оставаться вечным!"
…- Мне страшно. Даже сейчас - страшно. Когда я вспоминаю то чувство, что охватило меня, свои метания по темноте, и - осознание, что я, я нарушила порядок жизни этого места. Я боюсь, что и в жизни так может случиться: подставишь руку под каплю воды, а мир - перевернется…
... А потом - просыпаешься. Захлопываешь дверь. Пожимаешь плечами, идешь пить кофе, курить, на работу...

четверг, 15 октября 2009
Непросто в полевых условиях собрать портативный лазер. Но если друг в опасности...

Как начинаются сказки? Вернее – Сказки? Откуда они приходят? Кто выпускает их в жизнь?
Иногда достаточно мимолетного взгляда за пыльное стекло офиса, чтобы Она пришла. Пришла, удобно устроилась на подоконнике, не обращая внимания на недоуменные взгляды коллег по работе. Прислушайся. О чем говорит Сказка?
...Пересчитай свои жизни – ты увидишь, как мало осталось. Сколько раз за все это время ты возвращался домой? Неужели ты помнишь дорогу туда, куда мы с тобой всегда приходили? Книга Спутанных страниц – жизнь твоя, и пальцы отказываются брать верный аккорд. А ты терзаешь гитару-Вселенную, и тебе совсем не жаль перетертых струн. Ты не помнишь того, что было, ты – частица Жизни, потерявшая даже себя. Ты забыл что значит – жить. Сможешь ли ты вспомнить, как это бывает – сплетаться в тугой узел, об который затупится самый острый меч?
Сможешь ли ты снова – быть? Быть, жить, чувствовать?
Я задаю вопросы, но мне не очень-то нужно слышать твои ответы. Мне даже не нужно, чтобы ты отвечал себе. Я хочу, чтобы ты вспомнил. Вспомни, что такое быть с кем-то, быть кем-то, быть собой, и – просто – быть. Я не могу объяснить тебе, что я имею в виду. Я зато могу разбудить твою память. Я постараюсь сделать это, даже не зная, что получится. Может, меня сметет волной твоей памяти, а может, все мои попытки будут напрасны.
Я уже пробовала, помнишь?
Сколько жизней назад мы встретились в первый раз? Сколько смертей назад это было? Сколько раз ты убивал меня, и я поднимала на тебя оружие? Мы всегда были рядом – если умирал один, за ним уходил другой. А потом мы воскресали, чтобы снова встать по разные стороны баррикад. И мы убивали и умирали - не зная и не помня больше ничего.
Но была еще ночь между смертью и жизнью – и это была наша ночь.
Мы сидели у костра и смотрели на огонь, в котором иногда танцевали саламандры. Мы мало говорили в те ночи, больше молчали, перебирая крупинки памяти, стеклянные и хрупкие бусины событий... Мы молчали, протягивая к огню руки, молчали об одном и том же, боясь расплескать замершую в ладонях память. Иногда наши пальцы переплетались, а дыхания – смешивались, и тогда я знала, что так должно быть всегда. Те ночи – такие длинные и короткие – единственное, что у нас было настоящего. (Странно, я только сейчас вспомнила – ты всегда держался в круге света).
Мы убивали друг друга, только чтобы снова сидеть всю ночь вместе у костра, чтобы наконец-то смотреть друг другу в глаза, касаться друг друга… любить.
Помнишь?!
Я любила тебя всегда. И каждую жизнь ненавидела, так, как это может делать только собственная душа.
Но что бывает - потом? Что остается, когда приходит повседневная жизнь? "И где ночь становится - утром?"
читать дальше
